Человек висит вниз головой и смотрит задумчивым взглядом на неожиданно перевернувшийся мир. Его ноги крепко привязаны к дереву, стоящему на самом краю обрыва, а руки спрятаны за спиной и, возможно, тоже связаны. Его рот приоткрыт и губы застыли в неестественном положении, словно пытались что-то сказать, но потом засомневались и так и застыли, забыв вернуться на место.
На дороге у подножия обрыва собралась толпа зевак, с любопытством ожидающих развязки. По выражениям их лиц, можно догадаться, что повешенный им хорошо знаком, и от этого их интерес только увеличивается.
Одни смотрят с праздным сочувствием, с тем сочувствием, которое не требует ничего большего кроме себя самого, с тем сочувствием, с которым вчера они смотрели на собачонку угодившую под колеса, с тем сочувствием, с которым завтра посмотрят нашумевшую трагедию или послушают о смерти чьей-то дальней родственницы. Да, с тем самым сочувствием - с сочувствием безразличия.
Другие же - напротив: стоят с восторженной улыбкой на лице, радуясь тому, что наконец-то он получил свое! Так ему и надо! А-то - ишь! И дом у него богатый! И за границу наведывается не реже двух раз в году! И баба у него - вон какая! Но ничего - есть-таки бог на свете! Есть!
- Н-надо бы позвать кого, - нерешительно молвят первые.
- Так уже, поди, позвали... - откликается кто-то из толпы сиплым бабьим голосом...
На краю всей этой картины видна девушка, прогуливающаяся по дорожке, ведущей из парка в сторону реки. По вышитому гербу на ее одежде можно догадаться, что она принадлежит к тому же дому, что и он. Именно к ней обращен взгляд повешенного.
Он знал, что никто, ни крепкие мужики стоящие внизу, ни худощавые мальчишки шныряющие в толпе и, вероятно, снующие по карманам зазевавшихся граждан, ни, уж тем более, бабы или старики не помогут ему. Он очень обрадовался, завидев ее издалека и хотел было окликнуть ее, но осекся...
Как позовет он ее? Тем ласковым дурашливо-нежным именем, которым он звал ее тогда... В той прошлой далекой жизни, где они вдвоем бегали в саду, не в силах налюбоваться друг другом?.. Тем именем, которым он звал ту единственную девушку на свете, которая никогда не оставила бы его в беде. Да что там! Случись с ним такое, она бы сама, сбросив платье полезла бы за ним по отвесной скале и протянула бы руку над обрывом, ни разу не задумавшись об опасности..,
Когда он последний раз называл ее этим именем?..
Девушка продолжала идти, а он так и не мог решить, как именно он должен ее позвать. Ее полным "взрослым" именем? Но это показалось ему нелепым и каким-то неуместно официальным. А как же он звал ее в последнее время? Он задумался , но напряженный поток мысли так и не дал искомого ответа. Потому, что в последнее время он не называл ее никак...
Стало как-то грустно и отчего-то больно кольнуло в груди. Картина, будто бы лишившись укрывавшего ее балдахина, неожиданно стала значительно ярче и отчетливей. В какое-то мгновение он понадеялся, что вот она сейчас сама почувствует его пристальный взгляд и обернется, но... Впустую.
Она продолжала ступать ровными шагами, удаляясь от него все дальше и дальше. Надо окликнуть ее поскорее, потому что… Но странно... Неужели проходя невдалеке она не слышала крика разгоряченной толпы?.. Не видела его, висящим на дереве?.. Хотя нет… нет… Он точно помнит, что она не оборачивалась… Конечно же она и не догадывается о том, что здесь творится! Сейчас!
Он набрал в легкие побольше воздуха и… застыл. Взгляд одного из ее охранников, неотступно следовавших за ней на расстоянии полушага, был устремлен прямо на него, а значит... Нет! Этого не может быть!
Ей ничего не стоило отдать приказ и двое сильных солдат рванули бы ему на помощь. Но она... Она знала, знала о том, что происходит и даже не оглянулась…
Да, он все еще может крикнуть и, возможно, тогда она скажет им спокойным безучастным голосом: "Снимите его..."
Он еще раз посмотрел на толпу снизу, на их тупые и разьяренные лица, затем снова на нее...
А надо ли ему спасаться и стремиться в тот мир, где он смог потерять всех?.. Где он смог потерят ЕЕ…
На дороге у подножия обрыва собралась толпа зевак, с любопытством ожидающих развязки. По выражениям их лиц, можно догадаться, что повешенный им хорошо знаком, и от этого их интерес только увеличивается.
Одни смотрят с праздным сочувствием, с тем сочувствием, которое не требует ничего большего кроме себя самого, с тем сочувствием, с которым вчера они смотрели на собачонку угодившую под колеса, с тем сочувствием, с которым завтра посмотрят нашумевшую трагедию или послушают о смерти чьей-то дальней родственницы. Да, с тем самым сочувствием - с сочувствием безразличия.
Другие же - напротив: стоят с восторженной улыбкой на лице, радуясь тому, что наконец-то он получил свое! Так ему и надо! А-то - ишь! И дом у него богатый! И за границу наведывается не реже двух раз в году! И баба у него - вон какая! Но ничего - есть-таки бог на свете! Есть!
- Н-надо бы позвать кого, - нерешительно молвят первые.
- Так уже, поди, позвали... - откликается кто-то из толпы сиплым бабьим голосом...
На краю всей этой картины видна девушка, прогуливающаяся по дорожке, ведущей из парка в сторону реки. По вышитому гербу на ее одежде можно догадаться, что она принадлежит к тому же дому, что и он. Именно к ней обращен взгляд повешенного.
Он знал, что никто, ни крепкие мужики стоящие внизу, ни худощавые мальчишки шныряющие в толпе и, вероятно, снующие по карманам зазевавшихся граждан, ни, уж тем более, бабы или старики не помогут ему. Он очень обрадовался, завидев ее издалека и хотел было окликнуть ее, но осекся...
Как позовет он ее? Тем ласковым дурашливо-нежным именем, которым он звал ее тогда... В той прошлой далекой жизни, где они вдвоем бегали в саду, не в силах налюбоваться друг другом?.. Тем именем, которым он звал ту единственную девушку на свете, которая никогда не оставила бы его в беде. Да что там! Случись с ним такое, она бы сама, сбросив платье полезла бы за ним по отвесной скале и протянула бы руку над обрывом, ни разу не задумавшись об опасности..,
Когда он последний раз называл ее этим именем?..
Девушка продолжала идти, а он так и не мог решить, как именно он должен ее позвать. Ее полным "взрослым" именем? Но это показалось ему нелепым и каким-то неуместно официальным. А как же он звал ее в последнее время? Он задумался , но напряженный поток мысли так и не дал искомого ответа. Потому, что в последнее время он не называл ее никак...
Стало как-то грустно и отчего-то больно кольнуло в груди. Картина, будто бы лишившись укрывавшего ее балдахина, неожиданно стала значительно ярче и отчетливей. В какое-то мгновение он понадеялся, что вот она сейчас сама почувствует его пристальный взгляд и обернется, но... Впустую.
Она продолжала ступать ровными шагами, удаляясь от него все дальше и дальше. Надо окликнуть ее поскорее, потому что… Но странно... Неужели проходя невдалеке она не слышала крика разгоряченной толпы?.. Не видела его, висящим на дереве?.. Хотя нет… нет… Он точно помнит, что она не оборачивалась… Конечно же она и не догадывается о том, что здесь творится! Сейчас!
Он набрал в легкие побольше воздуха и… застыл. Взгляд одного из ее охранников, неотступно следовавших за ней на расстоянии полушага, был устремлен прямо на него, а значит... Нет! Этого не может быть!
Ей ничего не стоило отдать приказ и двое сильных солдат рванули бы ему на помощь. Но она... Она знала, знала о том, что происходит и даже не оглянулась…
Да, он все еще может крикнуть и, возможно, тогда она скажет им спокойным безучастным голосом: "Снимите его..."
Он еще раз посмотрел на толпу снизу, на их тупые и разьяренные лица, затем снова на нее...
А надо ли ему спасаться и стремиться в тот мир, где он смог потерять всех?.. Где он смог потерят ЕЕ…